«Наножидкостей не существует», — безапелляционно заявил институтский администратор, решив таким образом судьбу моей заявки на участие в одной из программ Минобрнауки по развитию нанотехнологий. Спорить бессмысленно. Чиновник доверяет только чиновнику; их объединяет некое подобие секты, исповедующей, похоже, тайное убеждение, что Земля таки плоская и все еще стоит на трех китах.
Род человеческий представлен двумя основными типами: одни делают деньги, другие их тратят. Тратить деньги — дело несложное, а вот делать деньги — в смысле создавать новые технологии и новые ценности — трудно. Ведь для этого требуется не только ум, но и довольно редкое качество — талант. В темные Средние века власти старались держать талантливых людей в заточении, под замком, как это было с изобретателями знаменитого майсенского фарфора. По этому же пути, но в грандиозных масштабах, пошли советские руководители вроде Берии, создавшие для талантливых ученых специальные лагеря, так называемые «шарашки», и их облагороженные разновидности в виде секретных «закрытых городков» и «номерных институтов». Главным правилом выживания в таких заведениях было «делай, что велят, бери, что дают». Рудиментом Средневековья является прекрасно сохранившаяся до наших дней и невероятно разросшаяся советская система «управления наукой», которая на деле изолирует ученых от реальных технологических проблем. Таких, например, как проблемы нефтяной отрасли.
В настоящее время Россия добывает около 370 млн тонн нефти в год, из них 250 млн тонн идет на экспорт. Мировые цены на сырую нефть колеблются вблизи $400 за тонну (или около 65 долл./баррель); отсюда легко сосчитать, что экспорт нефти должен приносить стране около $80 млрд/год. Должен, но не приносит, так как российская нефть (марка «Юрал») продается почти на 25% дешевле, чем зарубежная нефть марки «Брент». Поэтому казна ежегодно недополучает $20 млрд. И здесь нет никакой политики — просто наша нефть грязная, а очистка стоит дорого.
Впору спросить — неужели Бог так сильно обидел Россию, что дал ей не только холодный климат, но еще и грязную нефть? Ничего подобного, дело в другом. Нефть у нас разнообразная, есть «тяжелые» сорта очень вязкой нефти, а есть более чистые «легкие» и «средние». Но практически вся российская нефть сливается в одну трубу и течет на Запад. Тут надо еще понимать, что «тяжелая», или «матричная», нефть — это вовсе не грязь, это особый сорт углеводородного сырья для производства мазута, гудрона и асфальта. Поэтому к прямым потерям казны следует прибавить недополучение необходимого топлива для угольных ТЭЦ и покрытия для наших многострадальных дорог. Реально цена вопроса еще выше, так как «матричная» нефть — это ценное химическое сырье, содержащее всю Периодическую систему элементов. Границы между сортами нефти нечеткие, а тонкая градация требует оперативного инструментального анализа, которого в стране не существует. Создать его можно лишь путем научных изысканий.
Проблему можно было бы решить в рамках объявленной программы правительства РФ по исследованиям в области нанотехнологий, на которые было выделено 30 млрд руб. Под нанотехнологиями подразумеваются методики работы с ультрамалыми объектами. Примеси в нефти как раз относятся к числу так называемых ультрамалых, или нанообъектов. Нанообъектами являются и ультратонкие поры в породе и в частицах тяжелой нефти, в которых чаще всего и удерживаются микроколичества легкой нефти. Это своеобразные «наножидкости», изучению которых в последние годы уделяется пристальное внимание во всем мире. Автор этих строк также не остался в стороне: за разработку методов спектроскопии и квантовой химии наножидкостей получил докторскую степень, а позднее — и Государственную премию РФ. Речь идет о разработке физико-химических основ технологии наноразмерных объектов, связанных с динамикой молекулярных ансамблей в ультратонких каналах. Это актуально для систем типа тяжелых и средних нефтей, включающих относительно крупные частицы «матричной» нефти, поры в которых заполнены малыми гостевыми молекулами углеводородов. Частицы «матриц» — это электрополярные и магнитоактивные биополимеры, относящиеся к новейшим материалам группы «релаксоров». Под действием СВЧ излучения эти частицы способны как бы сжиматься; возникающая сила давления может использоваться для прямого управления динамикой гостевых молекул в ультратонких каналах, что открывает перспективу для более эффективных методик по сравнению с существующими методами нефтехимии. Мировой интерес к данным проблемам подтверждается существованием журнала Microfluidics & Nanofluidics («Микро- и наножидкости»), выходящим в научном издательстве «Шпрингер».
С самыми радужными надеждами автор этих строк подал заявку-проект на участие в программе по развитию нанотехнологий. По соглашению министерства с РАН прохождение заявки было обусловлено наличием поддержки дирекции академического института. Вот тут и пришлось услышать, что «наножидкостей не существует» (!!!). Глупо обижаться на чье-то частное мнение, непонятно лишь одно: почему между мной, как производителем некоего продукта, и потребителем этого продукта стоит барьер в лице дирекции, то есть обыкновенной администрации? Разве даже самые лучшие научные администраторы могут быть компетентными в далекой от них, технически сложной, узкопрофессиональной области? А поскольку их зарплата никак не зависит от эффективности моей работы (то есть от того, насколько мне удастся повысить качество и стоимость потенциального экспортного продукта), то я вправе усомниться в искренности и незаинтересованности этих людей.
Слабым утешением стало то, что не я один оказался в такой незавидной ситуации, поскольку многие из моих коллег по СО РАН — авторитетные ученые, но не администраторы — также не получили поддержки для своих проектов, хотя конкурс составлял примерно 2:1 (две заявки на один лот). К примеру, профессор Александр Петров получил «неуд» за свой проект по химическим применениям уникальнейшего прибора — лазера на свободных электронах — для абляции, то есть разрушения наночастиц, что могло бы привести к революции в области переработки тяжелых нефтей. Может быть, профессор Петров не умеет писать проекты? Ничего подобного: примерно в тот же период его проект по близкой тематике выиграл международный грант на 3,5 млн руб. (105 тыс. евро), несмотря на конкурс, составивший примерно 100:1.
Происшедшее с нами выглядит очень странно и непонятно. Но все становится на свои места, если отбросить фиговый листок разговоров о «300-летнем пути Академии» и вспомнить про организацию «шарашек» во времена Берии. Более реально предполагать, что истинные корни нынешней РАН тянутся именно туда, в эти недобрые времена, и в руководстве РАН продолжают использовать секретные инструкции, которые никто не отменял. Это тоже своего рода преемственность. В соответствии с ними только с большой буквы Администрация является действующей стороной нашей Академии. По Уставу РАН «простые» сотрудники, будь они хоть доктора наук, хоть всяческие лауреаты, имеют статус так называемых «прочих», или, как в народе горько шутят, «прочь их». На практике это означает финансирование, мол, по остаточному принципу, таки должны довольствоваться тем, что перепадает с барского стола.
В существующих условиях функционирования науки Минфину следует забыть о возможности возврата в казну $20 млрд в год, бездарно теряемых при экспорте российской нефти.
Святослав Габуда, главный научный сотрудник Института неорганической химии СО РАН,
доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии России.
Новосибирск
