Одна из привычек нашей интеллигенции - не верить властям. Правильная, в общем-то, привычка. Ведь врали, врут и наверняка будут врать. Но бывает все же и иначе: вдруг ни с того, ни с сего скажут правду или даже обещание какое-нибудь выполнят. Не хотелось бы сглазить, но очень похоже, что такой исключительный случай может произойти с учеными Российской академии наук.
Речь, как легко догадаться, о повышении зарплат. В пять раз! До штуки баксов! Уже скоро! Первая реакция сообщества была традиционной - посмеялись. Но постепенно хиханьки закончились. И начались вопросы: да неужто? Начальство кивало внешне уверенно, но тайно стучало по дереву и скрытно плевало через плечо. Там, наверху, тоже люди. Причем тертые. Если и были доверчивыми, то еще в прошлой жизни. Мало ли что Фурсенко скажет. А Кудрин? А Греф? А премьер? И главное - а президент?
Тот потомил, подержал паузу. Но вот наконец подтвердил: быть зарплатам неимоверным. Лично, мол, проследит.
Сомнения, конечно, остаются. И тем не менее в Президиуме РАН вовсю идет работа над проектом ОСОТ - отраслевой системы (сетки) оплаты труда.
Что принесет эта новация ученым? Как отразится на бюджете академии? Чем придется пожертвовать ради высоких зарплат? Обо всем этом корреспонденту “Поиска” рассказал вице-президент РАН известный экономист Александр НЕКИПЕЛОВ.
- Александр Дмитриевич, прежде чем углубляться в детали, хотелось бы услышать ваше мнение об общей ситуации вокруг РАН. До сих пор власть академию особенно не обижала, но и не баловала. А тут вдруг прямо-таки царские дары. С чего бы это?
- Вдруг? Не совсем так. Начнем с того, что академии пришлось пережить довольно длительный и тяжелейший период, когда она находилась буквально на грани выживания. Сложное экономическое положение усугублялось постоянными нападками со стороны порой очень влиятельных, но малокомпетентных чиновников, занимавших высокие посты в различных госструктурах. Отбивая бесконечные атаки, академия училась защищаться. И, надо сказать, преуспела. Но вечно обороняться, сидя в окопах, невозможно. К тому же со временем все ощутимее становились потери. Люди бежали не от науки, но от бескормицы. Некоторые - за границу, а большинство - куда придется - в таксисты, в челноки. Те же, кто оставался, искали возможности для подработки. Конечно, основная деятельность от этого не улучшалась. Оппоненты ехидничали по поводу трудовой дисциплины.
То, что в подобных условиях РАН сохранилась, по-моему, чудо. И огромная заслуга тех людей, которые за академию боролись, - и руководителей, и всего сообщества.
В последние годы дышать стало легче. Пришло время для взвешенных, трезвых оценок, осознания реальной ситуации. Случилось это, я подчеркиваю, не сегодня. Еще два года назад мы подготовили целый пакет предложений, которые, на наш взгляд, могли бы коренным образом изменить состояние научной сферы. Тогда как раз работала правительственная комиссия по оптимизации бюджетных расходов - приснопамятная КОБРА. Ее руководству и был направлен наш пакет. Реакции мы не дождались.
- Что же вы предлагали?
- Именно то, что записано в правительственных документах и что намечено реализовать в самое ближайшее время.
- Повышение зарплат?
- Не только. Наши предложения касались и модернизации академии, и формирования национальной инновационной системы, и интеграции науки и образования. Речь шла о том комплексе мер, который теперь одобрен на всех уровнях.
- КОБРА, насколько я помню, родилась и скончалась еще при Касьянове. Выходит, сменилось правительство - и началась новая жизнь?
- Шутите! Все же помнят скандал, разгоревшийся в прошлом году вокруг подготовленных Минобрнауки концепций государственного управления наукой и образованием. Я сам публично выступал с жесткой критикой этих бумаг. К счастью, дальнейший ход событий показал, что в министерстве работают вполне вменяемые люди, с которыми можно и спорить, и договариваться. Все последующие документы с нами согласовывались.
- Простите, Александр Дмитриевич, но звучат мнения, что академия все же подчинилась чиновничьей воле, поступилась важнейшими принципами.
- Уверен в обратном. В нынешних проектах правительства нет и следа от многих действительно опасных планов, которые вызвали общее возмущение. И дело не в том, что в ходе переговоров одна из сторон сумела взять верх над другой с помощью какого-то давления. Андрей Александрович Фурсенко и другие руководители Минобрнауки продемонстрировали способность вести конструктивную полемику, прислушиваться к аргументам и корректировать свою позицию. Повторю: сотрудничество с министерством принесло академии несомненную пользу. По большинству спорных вопросов удалось прийти к единству мнений. Об этом, кстати, прямо говорится в письме, которое Юрий Сергеевич Осипов передал в прошлом месяце Президенту страны.
- А для чего вообще понадобилось это послание? Обычно к президенту обращаются в каких-то острых ситуациях, когда есть серьезные разногласия. Но вы же сами говорите о единстве мнений. Где логика?
- Я говорю о сегодняшнем положении. А ведь еще год назад все было по-другому, и президент об этом отлично знает. Мы сочли целесообразным поставить его в известность о достигнутых договоренностях. Кроме того, в письме отмечается, что переход РАН на новую систему оплаты труда сопряжен с многочисленными организационными проблемами и требует к себе особого внимания. Мы попросили Владимира Владимировича взять это дело под личный контроль. И, как теперь известно, он пошел нам навстречу.
- Итак, старт ОСОТ дан? Или нужна еще какая-то “отмашка”?
- Сейчас мы готовимся к старту. В Минобрнауки создана специальная рабочая группа с нашим участием для подготовки соответствующего постановления правительства. Стараемся действовать оперативно: есть надежда, что ввести ОСОТ удастся уже в самом начале следующего года.
Вместе с тем излишняя спешка чревата ошибками, способными провалить крайне важный для нас эксперимент. Ведь это пилотный проект, по которому будут судить о перспективах ОСОТ не только в академии, но и в других бюджетных сферах. Нужно все очень тщательно посчитать, все учесть и предусмотреть.
- Можете привести цифры? Хотя бы ориентировочные?
- Вот, например, данные по средней бюджетной зарплате научных сотрудников, которая сейчас составляет около шести тысяч рублей. На 2006 год планируется 11,5 тысячи, на 2007-й - 19,1, на 2008-й - 29,9 тысячи рублей. Окончательных расчетов пока нет, но колебания возможны небольшие - в пределах 100 или 200 рублей.
- Что ж, деньги неплохие. Но, по словам представителей все того же Минобрнауки, общий заработок ученых будет складываться из нескольких слагаемых, причем так называемая базовая часть составит лишь 50-60 процентов. Откуда же возьмутся остальные 40 или 50?
- Помимо тарифных ставок с учетом региональных коэффициентов, предусматриваются различные надбавки - за особые условия труда, за подготовку научных кадров, образовательную и экспертную деятельность, а также за конкретные достижения в работе.
- Минутку! Если я правильно понял, то, скажем, два кандидата наук, занимающие одинаковые должности, могут получать абсолютно разные суммы? Есть достижения - будут надбавки, а нет - сиди на “голой” ставке?
- Все верно. Большинство надбавок - это, по сути, премиальные. За что же платить их бездельнику? Впрочем, такой человек вряд ли сможет пройти аттестацию и надолго задержаться в институте.
Но возможен и другой вариант. Если от основной тематики человека отвлекает работа по внешним заказам, он может, оставаясь в институте, перейти в коммерческий сектор. Бюджетную ставку этот сотрудник, естественно, потеряет, но только на время, необходимое для выполнения хоздоговора. Никакие мосты при этом не сжигаются. Всегда остается возможность вернуться к исследованиям на прежней позиции.
- Предполагаемое 20-процентное сокращение бюджетных ставок - это, пожалуй, самое больное место. Академические профсоюзы считают, что таким образом будет нарушено Отраслевое соглашение.
- Действительно, по существующему соглашению, мы не можем сокращать более пяти процентов рабочих мест за год. Но его действие заканчивается через три месяца. В новом документе цифры, видимо, придется немного увеличить. Здесь арифметика простая: 20 процентов за три года - это около семи процентов в год.
Вы знаете, совсем недавно мы встречались с лидерами профсоюзов, где им был задан прямой вопрос: какой ущерб нанесет академии это сокращение? Из ответов стало ясно, что все не так уж страшно. И давайте не забывать: сокращение ставок не означает насильственного перемещения и тем более увольнения людей. По нашим прикидкам, перераспределение кадров между бюджетными и коммерческими секторами не нарушит уже сложившихся пропорций. Ведь и сегодня часть сотрудников работает по хоздоговорам и от них получает львиную долю доходов. В перспективе инновационные подразделения ждет активный рост, а заработки там будут никак не ниже, чем в бюджетном секторе.
- На это вам могут возразить, что у “бюджетников” есть преимущество: занимаясь фундаментальными исследованиями по долгу службы и получая за это зарплату, они еще могут выигрывать гранты. Причем на ту же самую работу.
- О грантах разговор особый. Тут важен исторический контекст. Наши государственные фонды создавались в такой момент, когда ученые просто бедствовали. Их деньги невольно рассматривались как средство подкормки или, извините, поддержания штанов. Примерно теми же соображениями руководствовались и частные благотворительные организации, в том числе - зарубежные. Такой подход совершенно оправдан при мизерных зарплатах. Но если ученому платить достойно, функция грантов должна быть иной. Прежде всего это помощь в решении важных научных проблем. Что для этого необходимо? Приборы, материалы, экспедиции? Пожалуйста, вот деньги. Ну, какую-то часть можно расценивать как премию за талант или достигнутые успехи. Но главное не в этом, а в обеспечении оптимальных условий для научной работы.
Говорить об изменении концептуального подхода к грантовому финансированию в России сегодня, безусловно, преждевременно. Однако раньше или позже мы к этому придем. Если, конечно, произойдут те перемены, которых мы все ждем. | 
